Макс приходит в себя на больничной койке с пульсирующей болью в голове и пустотой в памяти. Он не знает, как здесь оказался, не помнит, что делал последние несколько дней, но одно чувство крепко держит его изнутри — любовь к Насте. Только вот Насти рядом нет. Она исчезла, как будто растворилась. Её вещи — на месте, телефон — вне зоны, планы — обрываются на слове «ретрит». Макс хватается за это слово, как за якорь, и начинает тянуть за нити своего провала в реальности.
Он идет по следам прошлой жизни, в которую словно подсыпали яд. Воспоминания возвращаются обрывками — разговоры, лица, странные тревожные сцены, но всё смазано, как плёнка, засвеченная на солнце. Те, кого Макс считал друзьями, начинают юлить: один вдруг резко уехал «в командировку», другой — будто забыл, что они вообще общались. Родственники только плечами пожимают, на Настю реагируют как на табу. А те, кто раньше не знал его вовсе, теперь будто узнают с первого взгляда — и тут же отводят глаза. Что-то тут не так, и это «не так» скребёт под кожей.
Макс не может отделаться от ощущения, что ему помогли всё забыть. Слишком всё чисто вымыто — и в голове, и вокруг. Будто кто-то зашёл с тряпкой и тщательно стёр нужное. Настя должна была поехать на ретрит — и всё, след оборвался. Осталась пара фоток, расплывчатая геолокация и чья-то фраза, сказанная будто невзначай: «Она, вроде, что-то раскопала». Теперь Максу нужно собрать всё по кусочкам. Только вот один из этих кусочков может оказаться ловушкой.
